— Вы должны немедленно отменить это решение. — Брекенридж сделал шаг вперед. — Когда в Вашингтоне узнают об этом, с вами будет покончено.
— Со мной уже покончено. Думаете, я не понимаю, что мне предназначена роль величайшего негодяя Америки: человека, позволившего Им нарушить равновесие? Мне нечего терять — а приобрести я могу многое.
Он слегка истерически рассмеялся.
— Какая цель — бюро роботики, а, Брекенридж? Всего несколько сот человек будут убиты ПП бомбой, способной за одну микросекунду выжечь все живое в трехстах милях. Но среди этих людей наши величайшие ученые. Нам придется либо вести войну без лучших умов, либо сдаться. Я думаю, мы бы сдались.
— Но это невозможно! Линн, вы меня слышите? Понимаете? Как гуманоиды минуют нашу охрану? Как они соберутся вместе?
— Но они уже собираются. И мы им в этом помогаем. Наши ученые посещали ту сторону, Брекенридж. Они регулярно навещают Их. Вы правильно заметили, что среди них не было только специалистов по роботике. Что ж, десять ученых и сейчас там, а вместо них в Шайенн собираются гуманоиды.
— Нелепое предположение.
— Мне оно кажется разумным, Брекенридж. Но оно не появилось бы, если бы мы не знали, что гуманоиды уже в Америке, и не созвали бы конференцию. Какое совпадение: вы сообщили о гуманоидах, вы предложили проведение конференции, вы предложили повестку, вы готовите шоу, вы точно знаете, какие именно ученые приглашены. Вы уверены, что включены все десять?
— Доктор Линн! — гневно воскликнул Брекенридж. Он сделал шаг вперед.
Линн сказал:
— Не шевелитесь. У меня бластер. Мы подождем, пока эти ученые не соберутся здесь один за другим. И всех просветим Х-лучами. И измерим их радиоактивность. Без проверки ни один из них не встретится с другим, а когда все пятьсот будут проверены, я отдам свой бластер и сдамся вам. Но думаю, мы найдем этих гуманоидов. Садитесь, Брекенридж.
Они оба сели.
Линн сказал:
— Подождем. Когда я устану, меня сменит Ласло. Подождем.
Профессор Мануэль Хименес из буэнос-айресского Института высших исследований взорвался в самолете на высоте в три мили над долиной Амазонки. Простой химический взрыв, но погиб весь самолет.
Доктор Герман Лейбовиц из Массачузетского технологического взорвался в монорельсе, убив двадцать человек и ранив сотню. Аналогичным образом доктор Огюст Марин из Ядерного института Монреаля и семеро остальных погибли на пути в Шайенн.
Ласло, бледный, запинающийся, влетел с новостью о взрывах. Прошло всего два часа, как Линн сидел перед Брекенриджем с бластером в руке.
Ласло сказал:
— Я думал, вы спятили, шеф, но вы оказались правы. Они гуманоиды. Иначе быть не может. — Он с ненавистью посмотрел на Брекенриджа. — Но их предупредили. Он их предупредил, и теперь только он остался. Некого изучать.
— Боже! — воскликнул Линн, торопливо прицелился и выстрелил. Шея Брекенриджа исчезла. Торс упал. Голова покатилась по полу.
Линн простонал:
— Я не понимал. Считал его просто предателем.
Ласло стоял неподвижно, с раскрытым ртом, неспособный произнести звук.
Линн лихорадочно заговорил:
— Конечно, он предупредил их. Но как он мог это сделать сидя передо мной? У него встроенное радио. Понимаете? Брекенридж был в Москве. Настоящий Брекенридж все еще там. Боже, их было одиннадцать.
Ласло смог хрипло спросить:
— А почему он не взорвался?
— Вероятно, тянул время, чтобы убедиться, что остальные получили сообщение и самоуничтожились. Боже, Боже, когда вы сообщили новость и я все понял, мне казалось, я не успею выстрелить. Бог один знает, на сколько секунд я его опередил.
Ласло потрясенно сказал:
— По крайней мере у нас есть один для изучения. — Он наклонился и коснулся пальцами густой жидкости, которая вытекала из безголового тела.
Это была не кровь, а высококачественное машинное масло.
Хирург поднял глаза, лицо его ничего не выражало:
— Он готов?
— Готовность — понятие относительное, — сказал медик-инженер. — Мы готовы. Он беспокоен.
— Они всегда нервничают. Это ведь серьезная операция.
— Серьезная или нет, он должен быть благодарен. Его выбрали из огромного количества желающих, и, честно говоря, я не думаю…
— Не стоит об этом говорить, — прервал его хирург. — Не мы принимаем решение.
— Мы его утверждаем. И разве мы обязаны соглашаться?
— Да, — сказал хирург жестко. — Мы соглашаемся. Полностью и от всего сердца. Операция чересчур сложна, чтобы умничать и приниматься за нее с оговорками. Этот человек доказал свою ценность для человечества, и результаты устраивают Совет по выживанию.
— Ладно. — Медику-инженеру не хотелось спорить.
Хирург сказал:
— Пожалуй, я встречусь с ним прямо здесь. Комната маленькая, так что может получиться доверительный и успокаивающий разговор.
— Не поможет. Он нервничает и, похоже, уже принял решение.
— Вот как?
— Да. Он хочет металл, с больными всегда одна и та же история.
Выражение лица хирурга не изменилось. Он внимательно разглядывал свои руки.
— Иногда их можно отговорить.
— Стоит ли беспокоиться? — Тон медика-инженера был безразличным. Он хочет металл — пусть будет металл.
— Тебя это не волнует?
— А чего волноваться? — сказал медик-инженер жестко. — В любом случае это медико-инженерная задача, а я — инженер, значит, могу с ней справиться. Почему я должен делать больше?
Хирург сказал бесстрастно: